Ноктюрн, не написанный Шопеном

Ночь. Вверху – миллиарды звезд, ухмыляющихся моему безумию. Внизу – миллиарды фонарей, испуганно жмущихся друг к дружке, когда я леденю их взглядом.

И, кажется, я чертовски пьян. Виски, какими бы хорошими они не были – до хорошего не доведут. И сейчас все выпитое и ниспосланное в желудок кружит мне голову, застилая глаза пьяным туманом.

Но мысли остаются ясными, как в хороший солнечный день.

О, эта ночь! Цепи отчаяния сдавливают шею и сковывают движение рук. Мир вспыхивает неоном реклам и фантасмагорией моих пьяных видений. А впереди, сквозь пустую призму ночи – холодная неизбежность. Впереди тот самый жуткий момент, когда я (разбитый и униженный) подниму свою глупую голову и взгляну в глаза правде.

Я люблю.

Но как? И кого?

Треклятое воспитание. Хотя может оно не при чем. Скорее всего все дело в характере или в натуре человека. Одни могут менять женщин или мужчин как перчатки, а другим только одну любовь подавай. Одна жизнь – одна любовь. И эта пара лебединых нежных крыльев – пара женских рук, эти очи, сверкающие страстью… Вот и все что нужно самоотверженным однолюбам. Вот и вся причина их гибели. Но некоторым все-таки везет. И искра, вспыхнувшая между двумя противоположностями, ведет к соединению и гармонии между мужчиной и женщиной.

Но что со мной? Что с этой дикой ночью, которая оголила свое бескрайнее тело? Мир пьяного безумия, вихря красок и застывших манекенов на магазинных прилавках.

Я влюбился в проститутку. По уши. Или полностью. Это чувство охватывает меня, как руки Сальвадора Дали охватывают волшебную кисть, чтобы дать волю своему гению. И также точно любовь рисует на мне, как на чистейшем полотне, свои нелепые творения, глубине и психологии которых позавидовал бы даже сам творец Вселенной.

Моя любовь. Она проститутка, женщина, которая дарит свою телесную любовь и ласку за деньги. И тут нет меры этим деньгам. Нет понятия много или мало. В этом сюрреализме души и тела деньги не играют абсолютно никакой роли. Это драма, длиною в целую так и не сложившуюся жизнь. Как ребенок, что играет сложным конструктором, не желая складывать из него фигуры, так и проститутка не желает складывать цемент и камни, дабы построить храм своей жизни.

Я познакомился с ней в больничной палате – прокуренном баре. Именно там я лечился от потерь и разочарований. За длинной, как Панамериканское шоссе, барной стойкой, я по очереди выпивал виски - колу, виски - колу… Все это смешивалось внутри меня и придавало жизни кроме расплывчатых красок дождя, еще и немножко меланхолии. Меня не тревожило, что где-то, в тот момент, когда в меня низвергается целый ниагар горячего пойла, моя печень попросту разлагается. Меня не тревожило, что мой затуманенный разум не различает цвета жизни. Меня вообще ничего не тревожило.

Просто я был пьян. Сегодня, завтра, вчера.

И тут пришла она. Хотя нет. Она не пришла. Наверное, сам Люцифер принес ее на своих черных ободранных крыльях. Наверное, она должна была стать моим наказанием за все мои грехи, которые я совершил когда-либо до этого.

Длинные зеленые волосы. Цвет нежной волны, ласкающей суровый прибой. Благородный профиль принцессы. Нет, она совсем не была похожа на размалеванную куклу, на ту типичную шлюху, которую снимают грузные и потные мужчины, разочаровавшиеся в женах.

Она была другой.

Ее глаза… Это отдельная Вселенная. Это не мир человека, не Ад и не Рай. Это что-то особенное. Их глубина настолько поразила меня, что в тот короткий миг, когда я смотрел в них, я окончательно протрезвел. Ярко-синие. Но опять, опять этот неуловимый цвет волны… А может это проклятое свечение ламп в баре? Может я перепил? Но нет. Чудное создание ведь рядом. Ее волосы пахнут чем-то терпким и манящим. Наверное, что-то подобное ощущает пчела, которую манит неповторимое соцветие.

И эти безумно красивые глаза. Да-да, именно безумно красивые, потому что такая красота может свести с ума кого угодно.

Она подсела рядом, совершенно непринужденно, так, как делала это каждый вечер в этом и в сотнях других баров. Длинные тонкие пальцы нервно достали сигарету. Маникюр острыми розовыми лезвиями слегка царапал поверхность барной стойки.

- Вам прикурить? – на вдохе спросил я.

- Да, если не трудно. – ее голос был слегка приглушенным, мягким, будто бы у ребенка. Но слышался в нем и сигаретный дым, и одинокие вечера, и страсть львицы.

Мягко вспыхнул огонек зажигалки. На кончике длинной сигареты появились искры, затем все больше и больше сигарета начинала напоминать миниатюрный вулкан.

 - Эй, бармен! Дайте нам виски и бокал мартини – я не стал спрашивать, что она хочет – да, и стакан колы.

Она молчала. Не возражая, она взяла бокал, наполненный прозрачным вермутом, и просто начала пить его мелкими глотками. Наверное в тот момент слова были просто лишними. Я смотрел на нее и мне не хотелось говорить. Мне хотелось схватить это прекрасное создание, поднять на руки и отнести в густую чащу леса, измять, целовать и ласкать до утра. До безумия. До гибели. До прекращения пульса.

Сердце стучало так сильно, как стучало когда-то в молодости, при виде той юной красавицы, которой оно верно и преданно служило. Все мы по молодости любим до безумия. Несчастен тот, кто никогда не жертвовал своим маленьким сердцем, ради той одной, вечной любви. Несчастен тот, кто не испытывал этот трепет, который приносит весенний ветер, впопыхах забыв предупредить что все проходит…

И сейчас сердце стучало так же сильно, как тогда, в моем прошлом. Оно распирало грудную клетку, давило на ребра, молило об освобождении.

Я коснулся ее руки. Она молчала. Она продолжала пить мартини, легко касаясь губами края бокала. Я взял ее за руку. И нежно повернул ее лицо к себе. Чтобы окончательно утонуть в пучине ее волшебных глаз.

О, как безумствовал в эту ночь дикий ветер! Как сгибал он деревья до самой земли! С какой нелепой жестокостью срывал рекламные щиты и швырял их в водоворот мусора. Как жутко и пронзительно кричали пустые трубы, когда к ним прикасался этот невидимый монстр.

Потушен свет в квартире. Тонкие запахи, индивидуализирующие это жилье впитались в кожу. Уголок окна, не завешенный тяжелыми шторами, открывает миру сокровенную тайну.

И в центре этого безумия – я и она. Больной меланхолик, растерявший все и всех и (о, нелепость жизни!) красивейшая девушка во всей Вселенной – проститутка из прокуренного бара.

Это была давно забытая мелодия страсти. Это был ноктюрн, который никогда не смог бы написать бессмертный Шопен. Это был наш, бесконтрольный нон-стоп, отобравший нас у холодной ночи и всего остального мира, который сквозь уголок окна, открыв рот, наблюдал за нами.

И это конечно была любовь.

Да только понял я это потом.

Совсем не в тот момент, когда жадными пальцами срывал невесомое платье. Совсем не в тот момент, когда мял, целовал и ласкал в своих руках нежное тело. В тот момент я пылал жарким огнем, чтобы в конце стать пеплом.

А потом вдруг пепел остыл, изобразив собой необычную картину. На полотне жизни, несмываемыми красками, неподвластными времени мазками была нарисована, начертана и навеки высечена любовь.

Конечно она ушла. Эта нимфа ушла, как уходила наверное от всех своих мужчин. Легко и свободно. Она просто взяла причитающуюся ей награду и спокойно ушла в кричащую и хохочущую до безумия ночь.

Это была ее привычная жизнь. Жизнь, наполненная деньгами, потными телами, вожделением, фальшью и гибелью, как неизбежному итогу всего.

А я снова остался один. Но теперь что-то неуловимое и грозное подступило к моему сердцу, дав мне ощущение страха и тревоги.

Это было одиночество ненужной любви.

И снова я пьян. Сейчас я стою на нетвердой земле, где-то в центре так плохо выстроенного мира, и думаю о той, кто всего лишь вписал меня в многоуровневый список своих клиентов. Но той, кто подарил моему сердцу давно забытое чувство любви. Той, кто навсегда останется для меня всего лишь безымянной проституткой.